Тени сумерек - Страница 78

— Ты, наверное, считаешь, что я жесток. В общем, правильно. Но я жесток не сам по себе, а лишь в силу необходимости… Мир, в который ты стремишься, Гили — это жестокий мир. Жизнь твоя здесь стоит ровно столько, сколько враг сможет за нее отдать. И всех меряют этой меркой: далеко не каждый разглядит в тебе, Руско, доброго и умного паренька, а кто разглядит — не всегда оценит; зато за смелость и доблесть прощают многое. А сегодня ты показал себя смелым.

Гили промолчал. Он хотел еще и отвернуться, но не смог. Глаза Берена приковывали.

— В этом мире очень много боли, — продолжал горец, не дождавшись ответа. — И тебе придется постоянно иметь ее в виду. По возможности — избегать, но не позволять ей сбивать тебя с пути… Я учился биться с восьми лет, и первое время ходил в синяках от шеи до колен. Кеннен Мар-Хардинг, мой учитель, говорил: пока можешь двигаться — тебе еще не больно. Один раз я пропустил такой удар в живот, что обмочился при всех — хвала Единому, над сыном князя вслух никто не смеялся…

— Ты зачем мне все это рассказываешь? — Гили от удивления забыл про свой зарок молчания.

— Да уж не ради того, чтобы ты меня пожалел… — воин усмехнулся. — Наша братия с пеленок усваивает: нельзя показывать, что тебе больно или страшно; это самая большая тайна воинов, Руско: что мы, как и все люди, способны испытывать страх и боль, сомнения и слабость. Не ведающие страха витязи — вранье песенников, да и цена таким витязям — ломаный медяник. Порой у витязей и коленки дрожат, и живот сводит — но это нас не останавливает. На то мы и воины. Выпей.

Снова крутить носом было бы неловко, да и пить хотелось. Гили сел на постели и в два глотка осушил кружку. Питье было и на вкус горьким, но странным образом эта горечь не мешала…

— Ты еще можешь передумать, — сообщил Берен, приняв у него пустую кружку. — Остаться слугой в доме Хадора.

— Я хочу быть воином, — как можно тверже сказал Гили; впечатление испортил слегка сорвавшийся голос. — Твоим воином, ярн Берен. Если желаешь — устрой мне еще одно испытание. Не прогоняй…

— Вот только плакать не надо… Ты знаешь, почему мы, горцы, называемся Народом Беора?

— Вроде бы вашего первого князя так звали…

— Его звали Балан. Но он принял прозвище «Беор», «вассал» — когда принес присягу Финроду. «Беор» — так называется клятва, которую дружинник приносит главе рода, а глава рода — конену, а конен — эарну. И так называется вассал — человек, который принес эту клятву. Каждый мужчина нашего народа связан с кем-то беором. А мы связаны беором с королем Финродом и государем Фингоном. Балан принял это имя в подтверждение клятвы, и его потомки подтверждают ее каждый раз, принимая лен в правление. Поэтому мы — Народ Беора.

— И если я принесу присягу…

— Станешь беорингом. Но когда ты принесешь присягу, назад дороги не будет.

— Хорошо… Я согласен дать присягу, ярн Берен. Я не хочу назад.

— Встань на одно колено передо мной и вложи свои руки в мои, — Берен поднялся, стукнул о стол пустой кружкой и протянул вперед ладони.

«Сейчас?» — ужаснулся Гили; между тем как его тело легко подчинилось мысленному приказу: он поднялся с лавки и стал на колено перед своим лордом, протянул ему руки и, глядя в глаза, начал повторять слова клятвы.

— Именем Единого и всех Валар Круга Судеб ныне я, Гилиад из Таргелиона, приношу клятву верности лорду Берену из дома Беора…

—…Клянусь следовать за ним на войне и в мире, в здравии и в болезни, в славе и в бесславии; по его слову идти вперед или стоять насмерть, обнажать меч и вкладывать его…

…Клянусь, что враги Дома Беора и Дома Финарфина — мои враги отныне, честь дома Беора и Дома Финарфина — моя честь, государь Дома Финарфина и Дома Беора, Финакано Нолофинвион Нолдоран — мой государь…

…Клянусь биться за Дом Беора яростней, чем за себя, тайны его хранить ценой жизни своей, врагов его преследовать, пока держат меня ноги, служить ему всем имением своим, всем разумом своим, всем сердцем своим, всей силой своей…

…Клянусь мстить за все обиды Дома Беора прежде, чем за свои, всех врагов Дома Беора ненавидеть и преследовать, сильнее прочих — Моргота Бауглира и всех слуг его…

…Если же предательство совершит меч мой или язык мой, да покарает меня железо, или петля, или огонь, или вода, или смертный недуг, или лютый зверь, да падет позор на мое имя и весь род мой, да сгинет память обо мне, словно туман под лучами солнца, да не вернется душа моя к Дому, да расточится в кругах мира, да поглотит ее вечная Тьма…

В том клянусь я именем Единого, будьте же свидетелями Варда Всевидящая, Манвэ Всеслышащий и ты, Намо Судия.

— Я, наследник Дома Беора, вассал короля Фелагунда и Государя Финакано Нолофинвиона, принимаю твою клятву. Вставай, Руско. Теперь ты — мой человек.

Гили поднялся и снова сел на постель. Голова кружилась.

— А теперь спи, — сказал Берен, забирая кружку со стола; повернулся и вышел прочь из комнаты.

Пройдя по коридору, он спустился вниз — вернул посуду в трапезную — потом снова поднялся по винтовой лестнице и вышел из башни на стену третьего кольца.

Итиль перевалила через полнолуние и теперь шла на убыль, худела с одного бока. Холодный ветер стекал с вершин Эред Ветрин и бежал в сторону Анфауглит. Опираясь локтями о зубцы стен, Берен всмотрелся в далекую черную полосу, разделяющую землю и небо: там, за краем, Анфауглит дыбилась холмами, переходя в пологие лесистые склоны Эред-на-Тон, а за ними была его земля, а дальше, за вересковыми пустошами высокогорья, за снежными вершинами Эред Горгор и Криссаэгрим, за редколесьем Димбара и лавовыми полями Нан-Дунгортэб — лежал Дориат…