Тени сумерек - Страница 45

И снова все замолчали. Потом Эмельдир поднялась.

— Что ж, быть посему, — сказала она. — Ты упрям, как твой отец и оба твоих деда — по меньшей мере тебе хватит гордости не повернуть назад. Дай мне свои руки, сынок…

* * *

Утро третьего дня застало их на границе Талат Дирнен. День был пасмурный, моросил мелкий частый дождь. Гили, до предела утомленный скачкой, вдобавок еще и мерз.

— Все, ярн, — Рандир Фин-Рован остановил коня. — Дальше ехать нельзя. Здесь без разговоров: одна стрела под ноги, другая — точно в горло.

— Бывает, что и в глаз, — заметил Брандир Фин-Роган, сын Брегора.

— Чтоб шкуру не попортить? — усмехнулся Берен.

Горцы хохотнули. Гили попытался улыбнуться. В присутствии этих невозмутимых мужчин он еще отчаянней трусил. Когда Берен спросил, хочет ли Гили сопровождать его к Талат Дирнен в качестве слуги и оруженосца, Гили, не раздумывая, ответил «Да» — так ему хотелось увидеть эльфов, а самой большой и неизбывной надеждой было попасть в их тайный город и увидеть Короля. А вот теперь он боялся, что их не узнают и расстреляют, и клял себя за опрометчивое решение.

— Как вы думаете, нас заметили?

— Давно заметили, господин.

— Тогда не переходите границу. Останавливайтесь здесь и ждите меня. Ждите… три дня. Если не появлюсь — возвращайтесь и скажите госпоже Эмельдир, что… я был неправ.

— Лорд, — Брегор протянул руку, но так и не решился взять Берена за плечо. — Вардой тебя прошу, не езди. Какими глазами я посмотрю твоей матери в лицо, если ты не вернешься? Дождись короля Финрода в Бретиле, он наезжает примерно раз в месяц.

— Нет, Брегор. Я выбрал.

Берен спешился и передал поводья Гили.

— У меня будет неописуемо дурацкий вид. Надеюсь, мои вассалы, никто из вас не станет смеяться надо мной. Cuio nin, mellyn!

— Cuinah, earn (12).

Берен развернулся и зашагал по высокой, до бедер, мокрой траве, которую никогда не тревожили ни табуны, ни стада. Осевшая на ней морось осыпалась брызгами. Сердце бухало. После скачки идти было приятно — он успел порядком отвыкнуть от верховой езды — но через две сотни шагов пришлось перевести дыхание.

— Особенно будет глупо, Дагмор, если меня и не застрелят, и не пропустят, — сказал он себе под нос. — Если буду целый день стоять как дурак и орать: не стреляйте, мол, я Берен сын Барахира… В Дориате хоть собственные подданные в затылок не дышали.

Он глубоко вздохнул и пошел дальше, и тут ему пришла в голову мысль запеть. Может быть, его примут за безумца — но уж никак не примут за врага.

Он вспомнил, как танцевала на поляне Лютиэн — и, вскинув руки, начал щелкать пальцами, отбивая нехитрый ритм дорожной песни. Слова рождались сами собой.

Паденьем камня рожден обвал,

И я один бреду в лунном свете,

Среди мерцанья бессчетных звезд

Над той землей, где я сердце утратил

Терновник ветви над луной

Печальной аркой переплел

Я гибну без тебя…

Я гибну без тебя!!!

Забыл я путь в родимый край,

Затерянный в ночи -

Я грежу о тебе…

А вздохи в сумрачных долинах -

Как эхо песен древних, длинных,

И что ни песня — о тебе,

Каждый шаг мой — о тебе!

Что ни шаг, что ни звезда -

Песок иссохшего потока

Как давно?

За цепью Синих Гор была

Страна великих королей.

Столицы их лежат в руинах

И ветер воет средь камней.

И вот вся наша жизнь,

И вся цена людских стремлений.

Я назову весь мир тюрьмой,

Коль станешь ты чужой женой -

Но стены мира упадут,

Ты только закричи…

Я грежу о тебе.

И что вся жизнь моя?

Тоска и одиночество.

Все богатства мира,

Все, что видел я -

Ничто без тебя.

Свобода — это плеть,

Победа — это смерть

Без тебя…

Паденьем камня рожден обвал,

И я один бреду в лунном свете,

Среди мерцанья бессчетных звезд

Над той землей, где я сердце утратил

Терновник ветви над луной

Печальной аркой переплел

Я гибну без тебя…

Я гибну без тебя!!!

Вот двери сердца моего,

а вот тебе ключи.

Забыл я путь в родимый край,

Затерянный в ночи;

И стены мира упадут — ты только закричи…

Я грежу о тебе…

Я грежу о тебе.

Едва песня окончилась, пришлось остановиться: стрела, по высокой дуге поднявшись в небо, вонзилась в землю на расстоянии двух саженей справа, полностью исчезнув в траве.

— Daro! (13) — донеслось откуда-то издалека.

Подняв правую руку с кольцом Фелагунда, Берен крикнул в сторону подлеска в ста шагах от него:

— Im Beren no-Barahir! Cermin govadeth men aran Finrod! (14)

Не дождавшись ответа, он сделал еще несколько шагов вперед. Ноги стали какими-то неуклюжими, в животе заныло. Насколько все-таки проще идти на видимого, пусть даже многочисленного и страшного, противника…

— Avo im deginag! — Берен раскинул руки. — Dernin! (15)

Он застыл на месте, подняв вверх руку. Жаль, что день такой пасмурный — на солнце кольцо сияло бы что твоя звезда.

— Govado, mellyn! (16) — крикнул он, размышляя, сколько еще придется драть глотку прежде чем друзья соизволят подойти.

К его удивлению, из подлеска сразу же вышли двое. Один держал в руках лук с наложенной стрелой, второй вытащил меч из заплечных ножен.

— Я — Берен, сын Барахира, — повторил он, когда пограничники приблизились. — Мне нужно попасть в Нарготронд, к королю Фелагунду. Очень важно для всех: для него, для вас, для меня.

— Они? — спросил эльф с луком, кивнув в сторону его спутников.

— Они будут ждать меня здесь, не переходя границы.

Эльф взял руку Берена, рассмотрел кольцо.

— Идем, — сказал он. — Я — Дирхавель.

— Я — Бронвегир, — сказал второй. — Сейчас тебе подведут лошадь и завяжут глаза. Не пытайся снять повязку, пока тебе не позволят. Если тебе что-то будет нужно — проси.