Тени сумерек - Страница 292

292

Но Гили пропустил этот голос мимо ушей.

* * *

Нарготронд кипел, как тогда, чуть меньше года назад, когда Берен стоял перед этим самым троном, на котором сейчас сидел Ородрет. Но не было сыновей Феанора, и совсем не так уверенно чувствовали себя их вассалы, занимавшие свои места по левую руку от входа.

Это собрание началось как-то странно, вроде бы само по себе. Ородрет не созывал его, хотя знал о нем и втайне был доволен. После того, как бежала дочь Тингола, сыновья Феанора обвинили в этом Эленхильд, приносившую ей книги, а она в ответ обличила братьев в намерении совершить насилие над дочерью Тингола.

— Это ложь, — холодно ответил Куруфин, — А ты, верно, безумна, что повторяешь ее. Unat ненарушим.

— О, Куруфинвэ! — голосом, полным меда и яда, ответила на это Эленхильд. — Я подлинно знаю, что ты посылал в Дориат гонцов с вестью о том, что твой брат женится на Лютиэн Тинувиэль. А ее побег сам собой говорит, что она не хотела этого брака. Как же он полагал добиться взаимности?

— Умолкни, женщина! — крикнул Келегорм.

— Я не умолкну, ибо говорю сейчас от имени закона! — а меж тем в зал Совета набивалась толпа. — Закона моего короля, который гласит, что приневоливший другого чарами, повинен изгнанию или смерти! Короля вы заставили уйти, но закон остался! И бойся преступить его!

Куруфин холодно улыбнулся и покинул зал, за ним ушел и брат. Чрез час они выехали на равнину искать Лютиэн. Эленхильд ничего не могла сделать им, но и они ей — тоже.

По Нарготронду пошли слухи. Содержание разговора передавалось из уст в уста. В человеческом племени оно еще и обросло бы по дороге немалыми подробностями, и время спустя никто бы не отличил ложь от правды, но эльф рассказывает только то, что сам слышал, и ничего не добавляет от себя. И в самом деле: если Келегорм посылал к Тинголу гонцов с вестью о браке, а Лютиэн этого брака не хотела, то иного объяснения нет, кроме как: Келегорм и Куруфин собирались приневолить ее — не было.

Страсти до того накалились, что кое-кто требовал смерти сыновей Феанора. И тут пришло еще одно известие: стражи северных границ донесли, что горцы снимаются с мест и через Анах идут в свою страну. Мужчины и юноши, все при оружии. Дортонион восстал, в этом не было сомнений. Беоринги сражались за свою землю.

И вот тут Нарготронд ужаснулся себе, вспомнив, что безумный смертный, ради которого король оставил свой город, сдержал слово; а народ Нарготронда, некогда клявшийся королю на верность — нет. Король же сейчас томился в темнице некогда выстроенного им замка, и некому было прийти на подмогу. Феаноринги, так много говорившие о безопасности Нарготронда, покрыли город позором и умчались искать эльфийскую деву, с которой намеревались обойтись, как с норовистой кобылой — успокоить чарами и свести с кем хотят. Для Финрода, приютившего их после разгрома в Браголлах, они не хотели шевельнуть и пальцем

По мере того, как эта весть распространялась по городу, эльфы стекались к Залу Совета. Никто не сговаривался, это вышло само собой: вестей и вестников ждали там, новостями обменивались там. И ближе к вечеру раздавались голоса: «А где же король? Что скажет король? Что будет делать король?». А король все не выходил из своих покоев.

Настала ночь, и собрание продолжилось при свете факелов, и многие в тот день вспомнили первые страшные сумерки Валинора.

Эльфы, Нарогарда, жившие в дальних концах владений Финрода, начали прибывать на второй день, и тоже сразу направлялись в Зал Совета, чтобы предстать перед королем. Они приходили в полном доспехе, вооруженные, многие — со своей свитой, с малыми дружинами, полностью уверенные, что после таких известий король прикажет идти на Тол-и-Нгаурхот. Из северных пограничных фортов прибывали гонцы — там собиралось ополчение.

На закате второго дня сбившаяся у зала и в самом зале толпа зашумела, пропуская кого-то. «Король? Король идет?» — спрашивали друг у друга те, кто еще не мог ничего разглядеть. И ответом на их вопрос был волной прокатившийся по залу почтительный гул: «Леди Нэрвен!» — и сдержанный грохот стукающихся об пол ножен: мужчины преклоняли колена перед сестрой двух королей Нарготронда.

Леди Нэрвен шла рука об руку с князем Келеборном, как и он, одетая в кольчугу и опоясанная мечом, и оба они были прекрасны — золотая воительница и серебряный воин, и нараменники у обоих были из двух полотнищ — белого и серого цвета, и на груди у нее была золотом вышита Лаурэлин, а на его груди серебром — Тэльперион.

Юные оруженосцы несли за ними их шлемы, а следом шагали два десятка синдар — в облегченном доспехе из кожи и железных пластин, с луками и стрелами за спиной. Страж дверей, ведущих из зала в королевские покои, без слов открыл перед ними вход, закрытый для всех прочих. Галадриэль и Келеборн вошли, а их свита осталась снаружи.

Последовав за Келеборном в изгнание, эти эльфы сохранили повадку дориатских затворников, ни с кем не вступали в разговоры и делали вид, что не понимают нолдорина. Расспрашивать их о чем-либо было бесполезно.

Прошло столько времени, сколько горит восковая свеча толщиной в палец и длиной в три — и большой колокол в нише возвестил о приближении короля. Эльфы расступились, разошлись из серединного круга и, кому хватило места, расселись — однако же места бардов по правую руку от короля оставались свободными.

Вошел Ородрет — и радостный крик раскатился по залу: король был одет в кольчугу. За ним шли Финдуилас, Галадриэль и Келеборн, и барды в синих с золотом плащах.

Ородрет подошел к трону, сел и поднял руку, призывая к тишине. Кресло справа от него заняла дочь, слева — сестра.

292