Тени сумерек - Страница 269

269

— Болдог, остановись! — приказал Илльо. — Что ты собираешься сделать?

— Что сделать? Поговорить с нашим корнаном по душам, вот что.

— А ты подумал о его людях? Что они станут делать, если узнают, что мы взяли в застенок их командира?

— Всех туда. Чего проще, — посоветовал Тильх.

— Мудро! — кивнул головой Айо. — Только бунта в орудийном реганоне нам и не хватало. Как раз накануне выступления.

— Мои жена и дети у вас в заложниках, — помертвевшим голосом сказал горец. — Вам это кажется недостаточным подтверждением моей верности?

— Ну и что? — рыкнул Болдог. — У Повелителя в заложниках Финрод — помешало это Беорингу сбежать? Ей-право, я выдерну этому эльфу печенку… Ну, что уставился на меня, корнан? Ах, да, ты же не знал… Ты же думал, что его купили за Сильмарилл, что он с нами ради этой эльфийской потаскухи… Говорил я Повелителю, говорил, что его нельзя посылать в Дортонион целиком — только по частям! Нет, он меня не послушал… У нас, дескать, кнут тяжелый, а пряник сладкий… Арргх!

— Перестань бесноваться, — одернул его Илльо. — Ты обеспечишь надзор за орудийным знаменем и за корна-таэро Мэрдиганом на марше. Силами Волчьего Отряда.

— На марше?

— Да. Выдвижение мы не можем ни остановить, ни отложить, Гортхауэр ждет нас. Поэтому мятеж мы подавим по возвращении. Да, Айо, пошли, наконец, гонца в Аст-Алхор. Повелитель должен знать, что произошло. Выступаем завтра, на рассвете.

Илльо вышел из палатки, чувствуя, что-то недоделанное и недосказанное. Дойдя до обоза, вспомнил: Этиль и Даэйрет. Позавчера он послал за ними Эннора, сегодня они должны были быть уже здесь. А Гортхауэр ждет, у него на счету каждый день… И где Скулгур? Что Берен сделал с ним? Как ему это удалось?

На очень многие вопросы удалось бы получить ответ, если бы здесь наконец-то появилась Тхуринэйтель. Илльо страстно желал, чтобы она прилетала поскорее. Он воззвал в мыслях к Учителю: если она все еще у тебя — высылай ее! Сейчас он готов был примириться с ее жутким пороком, готов был скормить ей парочку беглецов-неудачников по возвращении — только пусть бы возвращалась!

— Ах, — пробормотал он, садясь в седло своего коня, — Если бы мне самому иметь крылья.

* * *

— Ешь. Поешь немного, — попросил Гили.

Старшая из женщин ничего не ответила, младшая процедила сквозь зубы:

— Уйди, предатель.

Он попробовал покормить ее из ложки, и она начала есть — но последние две ложки похлебки просто забрала в рот и выплюнула ему в лицо.

Гили разозлился и треснул ее ложкой по лбу — как, бывало, сам получал от матери, если за столом вел себя непотребно. Глаза у девицы мгновенно оказались на мокром месте.

— Ну и реви, раз такая дура, — проворчал он, умываясь у ручья и смывая похлебку с одежды.

Ему было обидно, что девица проявила такую неблагодарность после того, как он спас ее от насилия и наглой смерти. И ладно бы просто гордо отказалась, как старшая, а то ведь все съела, а после наплевала в лицо.

— Ишь, какая! — смеялись горцы. — Такую целовать не вздумай — язык с корнем откусит!

— А бы и что другое с ней делать поостерегся — а ну как у ней и там зубки?

— Хотела бы я, — пропыхтела девица, пытаясь высвободиться из веревок, привязывающих ее к дереву. — Хотела бы я иметь там зубы… Хотела бы я дышать огнем и всех вас сжечь, проклятые предатели!

Ее восклицание было встречено бурной лавиной хохота.

— Эй, Младшенький! Держи ухо востро! Подходи до ней токмо сзаду, как до нравной кобылы!

— Так ить лягаться будет…

— А стреножить!

Гили уже слышать не мог этих кобелиных шуточек. Начало им положили те самые оборванцы, которым он не дал надругаться над девушками — Гили теперь жалел, что убил только одного из них. Вышло это так: Берен послал его с поручением к отряду Хардинга, который отправил в Друн, а на обратном пути Руско и двое его охранителей — юный Хардинг и один стрелок — налетели на ватагу повстанцев, только что перехвативших каких-то всадников из Каргонда. Мужчину, черного рыцаря, убили в схватке, женщин пощадили — увы, не по милосердию, а для утоления своей похоти.

Ватажников было десятка полтора, и Гили с друзьями никак не мог рассчитывать на победу, если бы дошло до драки. Задним числом он испугался, поняв, что до драки было совсем чуть-чуть, и если бы он не убил заводилу, то предотвратить ее не удалось бы. Остальные кое-что соображали, разглядели и диргол на плече у Гили, и перстень на его шее, на гайтане — Берен отдавал ему кольцо Фелагунда, когда посылал куда-то своим Голосом.

— Не можно убивать княжьего побратима, — робко сказал один из ватажников. — Князь за него голову оторвет.

— Да как он узнает?

— Узнает, фэррим. Он вещий, знает и ход птицы в небе, и путь рыбы в воде. А когда в глаза вот так смотрит — прямо в душу глядит.

— Точно, — поддержал другой. — И не было такого, чтобы он оставлял вину своим кровникам.

— Бабьи сказки! — прорычал ватажок, и без того глупый, так еще и пьяный. — Князь такими байками пугал оркоту, да мы поумнее будем. На мечах-то он хорош, но нету у человека такой власти, чтобы в сердцах читать. А это, — вожак махнул в сторону Гили — и вовсе не князь, а его охвостье. Ни капли княжьей крови в нем не…

Дзынь! Пружина гномьего самострела сократилась, выбрасывая стрелу — и болт попал точно в лицо ватажку: пробил скулу возле носа, нёбо и не в меру болтливый язык, вошёл концом в дыхательное горло.

Дело доделал юный Радруин дин-Хардинг. Своей скатой он отмахнул ватажку голову — и это решило вопрос. Ватажники без разговора уступили женщин и последовали за победителями в лагерь под Тунн-Азар, одной из вершин Эмин-на-Тон.

269