Тени сумерек - Страница 240

240

Ненадолго. Один из нолдор снова привел его в аулу — где уже ждал Аван, которого держали и допрашивали отдельно. Они обменялись приветствием — переплели руки. Потом по приказу Маэдроса их вывели на балкон.

— Посмотри мне в глаза, мальчик, — велел лорд Маэдрос. — И попробуй открыть мне свой разум.

— К… как? — не понял Гили.

— Отвечай мне мыслью, когда я буду говорить мыслью тебе.

Гили посмотрел в глаза лорда Маэдроса — серые, как дикий камень — и внезапно он почувствовал присутствие силы — огромной и страшной, чистой и беспощадной, как горы. «Мальчик!» — услышал он сквозь гул этого потока — и в страхе отступил. Он не мог отвечать лорду Маэдросу мыслью и не хотел слышать, когда тот спрашивает. Он понимал, как это важно, и всем сердцем хотел попробовать — но страх был сильней доброй воли. Чем сильнее он пытался прислушаться и ответить, тем больше нарастал гул Силы, тем страшнее ему становилось и верней было отторжение. За несколько мгновений этой борьбы с собой Гили вымотался больше, чем за весь день.

— Он неспособен к осанвэ, — с тяжелым вздохом Маэдрос выпрямился. — Мальчик, неужели я так страшен?

— Простите, — опустил голову Гили.

— Дело не в страхе, — сказал Карантир. — У него есть веские причины противиться осанвэ. Ведь есть, человечек?

— Нет, — Гили почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. — Но я не знаю, как сделать так, чтобы вы мне поверили…

Маэдрос шагнул к Гили, снова положил руки ему на плечи — и, подчиняясь его руке, Гили шагнул к самому краю балкона, к перилам.

— Когда-то, — сказал Маэдрос, — мы с твоим господином стояли на этом самом месте. Ты говоришь, что веришь ему, и мне остается только поверить. Но прежде я испытаю твою веру. Посмотри вниз.

Гили бросил взгляд в пропасть, начинавшуюся в полуфуте от его носков, и поневоле дернулся в сторону, но та рука Маэдроса, что была из плоти, не уступала крепостью железной.

— Как мне поступить, Гили без рода и племени, храбрый и верный оруженосец? Сбросить тебя и Авана вниз, но сделать по твоему слову, или отпустить вас обоих восвояси и ничего не делать для Берена сына Барахира? Выбирай сейчас. Как ты выберешь, так и будет.

У Гили упало сердце. Оно билось где-то в самом низу живота, и от этого очень хотелось по малому делу. Вниз… В туманную белую мглу… Разлететься на леднике — алым грязным пятнышком на белом снегу. О, нет… За что?… Он был готов умереть — в горах, в пропасти, даже в руках орков — но ведь не от руки эльфийского лорда! Отчаянно скосив глаза на Авана, он увидел, как тот коротко кивнул, не меняясь в лице. Он был готов к смерти. Но ведь Аван почти старик, ему целых двадцать пять лет… Валар, где ваша справедливость? Где ваша милость? Я же знал, что не гожусь в герои… Что я трус…

Готовый расплакаться или обмочиться, или и то и другое сразу, он несказанно удивился, обнаружив где-то глубоко внутри себя неожиданную твердость и ясность. Они в самом деле мог погибнуть двадцать раз, куда более нелепо. От дурной заразы или от голода, от меча и воды… И никто не предложил бы ему выбирать между жизнью и смертью. И никто не сказал бы, что от его смерти будет какой-то толк. Пусть так. Здесь высоко, первый же удар о скалу убьет его. Он не будет мучиться на дне пропасти часами.

— Если таковы твои условия, лорд Маэдрос, сын Феанора, — голос звучал не так твердо и звонко как хотелось бы, — то сбрось нас вниз, но прежде дай слово послать войска в Дортонион. Я знаю, что эльфы не отрекаются от своих слов.

— Я даю слово, что весной пошлю войска в Дортонион, — чеканно сказал Маэдрос.

Гили отвернулся от него и положил руки на перила. «Наверное, они хотят, чтобы я прыгнул сам». Сил оттолкнуться от пола не было, руки обмякли. Гили понял, что сейчас сомлеет и все-таки упадет — нужно только небольшое движение вперед, чтобы упасть куда нужно…

«Прощай, ярн» — шепнул он беззвучно. — «Прощай, государь Финрод…»

Со звонким щелчком железные пальцы сжались на его воротнике, рубаха врезалась в горло — и в одно мгновение Гили оказался в двух саженях от перил.

— Я дал слово и не требую жертвы, — сказал эльф. — Мне нужно было только испытать твое доверие к князю, о котором ты столько говорил. Оно испытано, маленький оруженосец. Счастлив князь, которому служат такие люди. Проклят он небом и землей, если предает их доверие и доверие тех, кто доверился им.

Обнимая Гили здоровой рукой за плечо, он вернулся в зал; за ним последовали все остальные.

— Пей, — Маэдрос пододвинул Руско полупустой стакан.

Гили не сумел донести его до рта: руки задрожали, темная жидкость перехлестнула через край, по залу поплыл пряный и резкий запах «зимнего вина». Резко, со стуком, обливая пальцы, мальчик поставил стакан на стол, упал в кресло и наконец-то заплакал. Слезы успокоили его — и через несколько минут он покинул зал, кутаясь в просторный диргол Хардинга.

Маэдрос сидел в другом кресле. Те, кто хорошо его знал, прочли на лице вождя желание поговорить с братьями наедине — и постепенно аула опустела. Остались только пятеро, связанные воедино родством и клятвой.

Братья молчали, лишь треск пламени в камине нарушал тишину зимнего покоя. Наконец, старший заговорил — но сказал совсем не то, чего от него ждали.

— …Он предложил мне проверить его слова под пыткой. Во что же я превратился, если мне предлагают такое… и я почти соглашаюсь.

— Маленький наглец, — фыркнул Карантир. — Он знал, что ты не согласишься, вот и все. Он ничем не рисковал.

— Неужто? — усмехнулся Маглор. — А мне показалось, он рисковал свернуть себе шею.

240