— И вот только сейчас он тебя простил? — фыркнул Эрвег. Берен только пожал плечами.
Эти два месяца Мэрдиган, должно быть, провел, раздираемый мучительным страхом и мыслями: сказал Берен Саурону о том, что его планы выданы Мэрдиганом Беорингу или не сказал? Если не сказал — то как ему это удалось? А если сказал — то почему Мэрдигана до сих пор не схватили и не поволокли в пыточную? Он должен был уже смертельно устать бояться…
Что он услышал? Что он понял? Как улучить минуту для того, чтобы наедине сказать друг другу главное?
— Руско, — прошептал он беззвучно, глядя на парящие над темнотой крылатые льды Криссаэгрим. — Возвращайся, малый. Ты мне смертельно нужен.
…Сначала были тихие шаги внизу, потом — скрип лестницы, и потом осторожное:
— Берен?
Он обернулся — из люка по пояс высунулась Этиль.
— Ты оставил его открытым, — немного виновато сказала она, поднимаясь.
— Это чтоб вы знали, где меня искать.
— Не сиди там, — она заметила фляжку в его руке. — Особенно если пьешь.
— Хорошо, — он встал на зубце, спиной к пропасти.
— Берен! — Этиль тихо и укоризненно ахнула, когда увидела, что он опирается на одни носки, свесив пятки над бездной. Потом она затаила дыхание, видимо, боясь, что сейчас он сорвется.
— Ни трезвый, ни пьяный я отсюда не упаду, — он прыжком оказался рядом с ней. — Гляди, как здесь хорошо. Разве эта земля не стоит того, чтобы ради нее умереть?
Этиль огляделась — видимо, чтобы сделать ему приятное.
— Кстати, о смерти, — сказала она. — Орк умер этой ночью.
— Какой орк? — Берен вовремя спохватился, что нужно сыграть пьяное «А-чего-вчера-было-то?».
— Ты не помнишь?
Он покачал головой и прочел на ее лице живейшее отвращение.
— Орк, в которого ты запустил скатой.
— Только не говори, что я попал.
— В спину. Он бежал от тебя, Берен. Бежал…
— Вот проклятье… Верно, я принял его за крысу.
— Как можно орка принять за крысу?
— За здоровенную крысу.
— Не оправдывайся. Тебе просто уже все равно, кого и за что убивать. Ты превращаешься… в Болдога.
— Ужели? — Берен снова хлобыстнул норпейха и заел горстью снега. — А разве не этого хотел от меня Тху?
— Ты сам знаешь, что не этого. Тебе была предложена высокая честь, Берен…
— Я говорил, что я ее недостоин.
— Да. Теперь я вижу. Спускайся, тебя ждут к столу, — обдав его презрением с головы до ног, она спустилась в люк.
Заложники, думал он. Прежде чем думать, как их вытащить, нужно хотя бы вытянуть у Илльо — где они…
Переступая порог аулы замка Химринг, Гили дрожал, как осиновый лист, хотя в зале было натоплено, а высокие окна, пустые летом, были заставлены узорными переплетами со стеклом разных цветов — Гили не знал, как это называется, но это было очень красиво. Стены завесили коврами и шкурами, а под ногами шелестел толстый слой резаного камыша.
Лорд Маэдрос сидел в резном кресле, обе руки — настоящая и железная — покоились на украшениях подлокотников, головах химерных зверей с телом кошки, крыльями летучей мыши и мордами змей. Темно-рыжие волосы были гладко расчесаны и схвачены венцом из черненого серебра с черными камнями. На плечах лежала соболиная накидка.
По правую и по левую руку от него сидели еще четверо братьев-Феанорингов — Маглор и Карантир, Амрод и Амрос. Еще десятка полтора эльфов заняли места у стен — лорды Маэдроса, его высшие советники.
Под суровыми взглядами пятерых братьев Руско смешался и едва не споткнулся.
— Держись, — тихо сквозь зубы бросил ему Хардинг.
Хардинг поверил, Гортон — нет.
Гили остановился на подобающем расстоянии, поднял голову и выдержал взгляд Маэдроса. И лишь после этого поклонился.
— Я… рад приветствовать хозяина этого замка, — сказал он. — От имени своего господина, Берена сына Барахира из рода Беорова.
— Я помню тебя, юный оруженосец, — сказал огненный нолдо. — И сказать, что рад тебя видеть, не могу. Я не знаю даже, стоит ли выслушивать дело, с которым твой господин прислал тебя, ибо среди нас есть такие, кто не счел нужным разговаривать с послом предателя…
Карантир выпрямился так, что сразу сделалось ясно, кто именно требовал прогнать Гили взашей, не выслушав.
— Но за тебя поручился Хардинг, и ради моего верного вассала я тебя выслушаю. Чем быстрее ты все изложишь, тем лучше для тебя. И советую говорить только правду. Мы сможем узнать, когда ты лжешь.
— Я быстро, лорд Маэдрос. — кивнул Гили. — Тут не о чем долго говорить. Мой господин сделал то, что сделал не ради Сильмарилла, как об этом болтают орки, а ради жизни государя Финрода. Саурон держит короля в заложниках, угрожая ему пытками и смертью, если князь Берен не будет выполнять условия соглашения, навязанного ему.
Среди советников пронеся легкий шепот.
— Ты поверил ему? — спросил Маэдрос у Хардинга.
— Да, мой лорд. Государь Финрод пропал без вести, и ниоткуда не пришло вестей о его пленении, казни или переправке в Ангбанд. Потому я решил, что насчет заложника — правда.
— Как странно… Прежде Моргот торопился сообщить, что в руках у него важный заложник, — Маэдрос прикрыл глаза. — Отчего же сейчас не идет ни единого слуха об этом?
— Саурон не желает возмущать нас прежде, чем осуществит свои планы, — предположил Амрод.
— Возможно, — голос Карантира был звонок как медь. — Но что это меняет? По доброй воле Берен служит или по принуждению, неважно. Он изменник. Если Саурон заставил его, угрожая Финроду — а я в это пока не поверил — то это всего лишь слабость смертного. Мы не играем в игры с заложниками, жаль, твоему лорду это неизвестно. Каждый эльф знает, что ни на одно предложение Саурона и Моргота нельзя соглашаться, ни на каких условиях.