Тени сумерек - Страница 229

229

…За хворостом приходилось бегать пес знает куда — чуть ли не в соседнюю долину. Обычно, объяснил Рандир, пастухи здесь топят коровьим кизяком — больше нечем. И запас его остается где-нибудь в углу даже зимой. Как раз на случай, если нужда погонит кого-то зимой через горы. Но человек, если у него есть совесть, сжигает столько топлива, сколько ему надо. А тут, судя по тому, как загажена хижина, жили орки, и жили долго — несколько недель; они сожгли все подчистую.

— Ярна стерегли, — заключил Аван. — И ушли, когда он был схвачен. Больше не придут.

— Похоже на то, — Рандир согласился. — А иначе нам гаплык.

В то утро, когда Гили, отдохнув и отогревшись, пришел в себя, и приял участие в обсуждении дальнейших действий, он с удивлением понял, что двое, мужчин, один старше на десять лет, другой — почти вдвое, ждут окончательного решения от него, пятнадцатилетнего мальчишки. И с не меньшим удивлением понял, что так было с самого начала их похода, с того дня, когда они трое собрались впервые и решились заговорить о тайне, которая мучила каждого. Именно Гили тогда произнес: «Я иду, что бы там ни было. Потому что я принес ярну беор, и вложил руки в его ладони». «Да ты пропадешь один», — сказал Рандир, а Аван поддержал: «Если идти, то всем».

— Ну так куда? К Тарн Аэлуин или в Каргонд? — спросил Рандир.

— А как далеко до того и другого?

Рандир почесал в затылке, прикидывая:

— Да где-то поровну. Если не рвать штаны, но и не плестись как мокрая вошь, то где-то четыре дня пешим дралом.

— До Друна туда ведет одна дорога, — уточнил Аван.

— Но не с такими же рожами соваться в Друн.

Они переглянулись. Изможденные, худые, с облезающими носами и обветренными губами, их лица яснее ясного говорили, что эти трое пересекли горы. Хуже всего было с Гили: аукнулось то, что, радуясь солнышку, он размотал башлык. Теперь лицо было обожжено и пошло мелкими пузыриками. Рандир сказал, что еще через день под ними нарастет молодая кожа, и тогда они лопнут и облезут. Когда молодая кожа потемнеет, Гили будет не рябее своего обычного вида.

О красоте Руско уже привык не думать, а вот что лицо болело и зудело — в этом не было ничего приятного. Кроме того, им действительно нельзя спускаться в густонаселенный и забитый орками Друн, пока их вид выдает в них пришельцев. Им нужно где-то отсидеться и отъесться.

Хижина для этого не годилась: во-первых, далеко было идти за топливом, во-вторых, подходили к концу взятые с собой запасы. Но спускаться в селения было рискованно. Аван знал в здешних местах многих — именно тут были владения Дреганов, даже эта хижина была ими выстроена — но он долго перебирал в уме тех, кому можно было довериться и прикидывал, кто из них может быть еще жив.

— Вот что, — сказал он наконец. — Завтра я пойду на разведку. И если не появлюсь до послезавтрашнего полудня — значит, я убит или в плену. Тогда уходите. Попробуйте сунуться к Тейрну Фин-Дрегану, это второй честный и твердый человек, которого я тут знаю. Если я не вернусь, то первый, значит, или скурвился, или мертв. Я смогу молчать только один день, если все пойдет совсем плохо. Не полагайтесь на мою твердость, уходите.

— Где живет твой Фин-Дреган?

— В хижине у развалин замка Дреганов. Спуститесь по долине, сверните к рукаву Эрраханка — и дальше вниз.

— Допустим, ты вернешься. Что потом?

— Потом мы отсидимся у него дома и решим, куда идти дальше — к Тарн Аэлуин или в Каргонд.

— Я думаю так… — прочистил горло Гили.

Голос к нему еще не вернулся, только время от времени сквозь шипение пробивался совершенно цыплячий писк.

— Когда мы будем выглядеть как все здесь, и голос ко мне вернется, мы спустимся вниз и разделимся в Друне. Я пойду в Каргонд, по дороге зарабатывая себе на хлеб пением и игрой… А вы идите к Тарн Аэлуин, к тем двум холмам… Но прячьте Палантир не там, где сказал князь, а в другом месте. Чтобы я о нем вовсе ничего не знал.

Эта затея не так чтобы понравилась Рандиру, а Аван только буркнул: «Посмотрим».

На следующий день Аван ушел, а Гили, набравшись сил, вместе с Рандиром полез через гребень в соседнюю долину, за хворостом и дровами. Это была та еще вылазка, к ее концу Руско опять был весь вымотан и даже есть начал только поле того, как Рандир пригрозил запихивать в него еду силком.

Они сготовили мясной отвар из солонины, сдобренный мукой. Гили скорее пил его, чем ел, Рандир скорее ел, чем пил. Делалось все это неспешно, и по ходу Рандир рассказывал Гили о Дортонионе, вдвоем они сочиняли, что Гили будет врать в Каргонде, а потом Рандир заставлял Гили несколько раз повторить все, что они придумали.

К полудню третьего дня Аван вернулся и принес сыра, хлеба и эля. Человек, к которому он ходил, оказался жив и верен, а деревня — свободна от орков, потому что тропинки засыпало снегом, и никто не торопился пробивать их заново. Это не значило, что орки не нагрянут когда захотят — но, по крайней мере, можно будет заметить, если кто-то поплетется им доносить.

Спустившись в деревню, Гили понял, почему Аван не распространялся о своем «верном человеке» — это была женщина, звали ее Файрэт, и Аван, похоже, согрел ей постель прошлой ночью. Во всяком случае, она ни капли не удивилась, когда он и на вторую ночь забрался под одеяло к ней. Рандир и Гили поместились за загородкой, с тремя ее детьми — курносым и чернявым мальчишкой чуть помладше Гили и двумя девчонками — одиннадцати и девяти лет. Авана девочки звали дядей, а мальчишка, полагающий себя уже взрослым — по имени.

Маленькая деревня жила тихо, словно провалившись в зимнюю спячку. Люди не общались друг с другом больше, чем того требовали дела, не ходили в гости и не устраивали, как в мирное время, зимних посиделок с прядением, тканьем и шитьем. Рандир, Гили и Аван прожили у Файрэт неделю, не высовывая носа на улицу, и покинули ее дом ночью, как и пришли.

229