Тени сумерек - Страница 181

181

Долгие, долгие
Тянутся годы,
Север и ночь,
Сумрак мира,
Кто укротит его?
Кто согнет
Сильного вдвое?
Кто пригнет
Гордую голову
К твердым коленям?
Цепи какие
Могут сковать
Силу Темного?
Крепкая, крепкая
Скована цепь -
Крепче смерти,
Звенят нерушимые
Звенья стальные.
Длинная, длинная -
Трижды тридцать раз
Охватила она
Плечи Могучего,
В силе восставшего…

Заклятье вступило в силу… Темные, тяжелые от воды волосы Лютиэн поползли, как змеи, через край бадьи. А она все пела, все черпала кубком воду и перебирала прядь за прядью, пропуская их между пальцами.

Темное, темное
Заклятье брошено.
Долгие годы
В глубоком сне,
В темнице черной
Пробудет сильный.
Тяжкие, тяжкие
Объемлют голову
Сны бескрылые.
Змеям, змеям
Они подобны,
Червям подземным,
Грызущим камень
В вечном сумраке.
Спать, спать -
Труба не грянет,
Не выйдет солнце,
Не тронет ветер
Тяжелых век.
Крепки оковы,
Ангайнора звенья -
Но крепче замки
Дремоты свинцовой,
Узы нежные,
Необоримые…

Страх объял бы каждого, кто вошел бы сейчас в домик и увидел нагую женщину, что стоит по колено в воде, обвитая клубами пара, облитая лунным светом и блестящая от воды; стоит, колеблется в медленном танце, как змея на хвосте, тонкой струей поливая из кубка свои волосы, что ползут все дальше и дальше, растекаясь по полу смоляным ковром.

Узы незримые,
Неощутимые -
Легче ветра,
Нежнее перышка.
Слышат ли уши,
Как сон крадется?
Трава не колышется,
Ветви не гнутся.
Глаза ли видят,
Как черный плащ
Распускает Лориэн?
Никто не видит,
Никто не слышит,
Никто не ведает,
Чему подобна
Во тьме идущая,
Снами укрытая,
Легкими, легкими,
Крепкими, крепкими,
Длинными, длинными,
Тонкими, тонкими…

Чувствуя, что теряет силы, Лютиэн перешагнула через край бадьи. Кубок выпал из повисшей руки, плюхнулся в воду. Шатаясь и без конца повторяя шепотом последние слова, Лютиэн повалилась на постель. Холод вступил в свои права. Последнее, что она успела сделать, сраженная своим же заклятием — натянуть на себя меховой покров…

* * *

Ее разбудил голос стражника.

— Королевна! Ответь мне, все ли с тобой хорошо?

— Да! — крикнула она, испугавшись, что сейчас он войдет и увидит плоды ночного колдовства — распущенные по всему полу длинные космы.

— Мы хотим подняться, чтобы унести холодную воду…

— Не желаю! Я… Оставайтесь внизу, я сама вылью ее.

— Как скажешь, королевна…

Лютиэн дотянулась до ножниц и принялась обрезать еще не совсем подсохшие волосы как можно ближе к голове. Закончив, взяла маленькое зеркальце и засмеялась сама себе. Как, оказывается, забавно торчат уши, если волосы не обрамляют лица! И каким оно кажется… обнаженным… И худым… Да нет, не кажется — она и впрямь похудела, слишком много сил отдав колдовству… Но зато можно быть уверенной, что чародейский плащ удастся на славу.

Натянув рубаху, она собрала свои волосы в корзинку, потом вытащила бадью на талан и с криком:

— В стороны! — приподняла ее край. На далекую землю хлынул сущий водопад. Стражам, разбежавшимся из-под нежданного дождя, было не до того, чтобы задаваться вопросом, отчего принцесса натянула на голову покрывало.

В последующие дни она не выходила на талан, даже чтоб повязать на ветки присланные ленты. Ее одиночество нарушал только Миэо, большой серый кот, забиравшийся к ней в домик по стволу дерева. Он часто проводил с ней дни — а ночью убегал на охоту, потому что мышей в домике не водилось.

Лютиэн пряла, свивая свои волосы и темную шерсть тонкой нитью. Вскоре у нее было много тяжелых мотков, и тогда из остатков волос она свила веревку длиной в тридцать четыре локтя — ровно столько было отсюда до земли. После этого принялась за тканье. Постукивали кленовые перекладины, и день ото дня все длиннее было темное полотнище, стекавшее с них к ногам Лютиэн.

Приходил Даэрон. Она не впускала его наверх — но не возражала, если он садился под деревом и играл. Флейта сплетала то заунывные, сумрачные мелодии — то выводила тонкие, легкие летние напевы. Лютиэн подпевала и тем, и другим, бросая уток поперек основы туда-сюда.

Она немилосердно жгла масло, досадуя, что осенние дни все короче. Ей казалось, что работает она медленно, слишком медленно. Что каждая минута, потраченная на сон или еду или хлопоты по нехитрому хозяйству — украдена у Берена.

В одно она верила твердо: он жив.

Когда однажды от усталости она выронила уток и спутала нить, она поняла, что так дальше нельзя. Что пользы, если она сделает плащ — но вконец загонит себя этой работой? Как она завершит ее, если руки будут дрожать, куда она потом побежит, ослабев от голода? Она заставила себя есть и спать больше.

В две недели работа была закончена. Широкий, просторный плащ из восьми клиньев — черный, как ночь, и тяжелый, как грозовая туча. Накинув его на плечи, Лютиэн прошлась по комнате. Никто, кроме нее, не мог бы надеть этого плаща. А если бы кто-то решился — тотчас же свалился бы в глубоком сне.

А еще не всякий мог в этом плаще увидеть ее. Даже кто-нибудь из высоких эльфов, сведущий в искусстве чар, увидел бы ее только приложив усилие. Обычный же эльф, гном или человек прошел бы мимо, не заметив.

Лютиэн решила бежать без отлагательств. Она проспит эту ночь и хорошо подкрепится завтра днем, а что не съест — увяжет в покрывало. И убежит, ускользнет на крыльях сна и ночи, как пепельная бабочка с рисунком мертвой головы на мохнатой спине…

Следующая ночь была дождливой и темной — словно Сулимо и Ульмо решили помочь Лютиэн. Дождь не хлестал тяжелыми струями, а моросил мелко, даже ласково. Стражи не смыкали глаз, но забились под талан, прижавшись к стволу дерева.

181